— Ничего, все пройдет. — Голос Ричарда казался далеким и равнодушным, словно он обращался к случайному прохожему, упавшему и расшибшему колено. — Все устроится. Мы должны быть вместе — ради Энтони. Я не требую от тебя ничего. Живи, как хочешь, ты свободна. Для меня главное, чтобы Энтони был счастлив: он-то здесь ни при чем.
Кэрол поняла, что Ричард не слышал ее слов, и бессильно уронила руки. Значит, теперь жизнь пойдет так: два чужих человека в большом тихом доме на окраине городка, и единственное связующее звено между ними — синеглазый мальчик с крошечными веснушками на щеках…
Стоило ли ждать этого семь долгих, наполненных одиночеством лет? Кэрол не могла сопротивляться, потому что Ричард снова оказался в выигрышном положении: благородный, честный, заботливый. А она… У нее теперь даже не было повода укорить его в чем-либо, разве только в холодности и безразличии, но и на это он имел право.
— Мама, а мишку возьмем? — спросил Энтони, появляясь в дверях с потертым плюшевым медвежонком в руках.
. — Конечно, малыш, — прошептала Кэрол с вымученной улыбкой. — Не бросать же его здесь…
Ричард мельком взглянул на старую игрушку. На мгновение в его глазах вспыхнула прежняя нежность, но он тут же отвернулся с равнодушным видом.
— Папа, а мы будем кататься на машине? А в зоопарк поедем? — Один Энтони чувствовал себя счастливым и не замечал подавленного состояния родителей.
— Обязательно. — Ричард отошел от окна и, подхватив сына на руки, закружился по комнате. — Ты все собрал? Ну-ка, пойдем проверим, не забыл ли ты чего-нибудь.
Кэрол вдруг остро ощутила свое одиночество. Это, наверное, только в сказках все заканчивается хорошо: принц по хрустальной туфельке находит возлюбленную, рыцарь убивает дракона и возвращается в замок победителем, бедная девушка превращается в принцессу — счастливую и любимую… Она грустно усмехнулась: такие истории хороши для Энтони, он с открытой душой еще верит в чудеса. А ей уже слишком поздно…
Из спальни сына доносились радостные голоса мальчика и мужчины, двух ее любимых людей, и Кэрол нестерпимо захотелось присоединиться к ним. Но она представила, как холоден будет Ричард, как он вежливо будет кивать и улыбаться, стараясь держаться на расстоянии. И в этом некого винить, кроме себя. Кэрол огляделась по сторонам, решительно закатала рукава рубашки и принялась снимать с полок книги. Завтра начнется новая жизнь. Да, новая и страшная жизнь с любимым человеком, которому она больше не нужна…
Апрель был на удивление теплым и солнечным. И жители Сент-Джаста, привыкшие к серым туманам и дождям, приносимым с океана, старались подольше задержаться на улице. Днем уже можно было гулять без куртки, дышать полной грудью свежим воздухом, в котором чувствовался аромат весны, набухающих почек и влажной земли.
Нанятый Ричардом садовник расчистил запущенные дорожки, посыпал их желтым песком, подстриг буйно разросшиеся кусты сирени и дикой розы и даже починил старые деревянные качели. Но Кэрол не тянуло в сад: вот уже несколько дней она, как потерянная, бродила по своему старому дому, привыкая к новой мебели, обоям, картинам и коврам.
Выяснилось, что ей совершенно нечем заняться: завтраки и ужины готовила приходящая домработница, она же следила за чистотой, с Энтони занималась няня с педагогическим образованием, готовившая его к предстоящему этой осенью поступлению в частную привилегированную школу.
Ричард же исчезал ранним утром и возвращался ближе к полуночи, неизменно вежливый, подтянутый, красивый… Он почти не разговаривал с Кэрол: их немногословное общение сводилось к пожеланиям приятного аппетита и обсуждению успехов Энтони.
Они даже спали на разных этажах: Кэрол в собственной спальне, заново обставленной великолепной мебелью, а Ричард внизу, в бывшем кабинете ее отца, где почти полностью сохранилась собранная им библиотека.
Кэрол страдала. Каждую ночь она с замиранием ожидала шагов на лестнице, но напрасно. Ее опять, как в прежние одинокие годы, мучила бессонница. Приходилось придумывать себе разные занятия: читать до боли в глазах, перебирать глянцевые журналы, просто смотреть в окно на качающиеся под ветром деревья.
Когда же Кэрол все-таки ложилась в постель, ей становилось холодно и неуютно. Ах, если бы Ричард был рядом! Как сладко бы она уснула, уставшая от любви, изнуренная страстью, прижимаясь к его плечу, слушая тихий стук сердца… Кэрол ловила себя на том, что за столом разглядывает, не отрываясь, сильные руки Ричарда, мечтая о том, чтобы они прикоснулись к ней.
Или, когда он играл с Энтони в саду, она исподтишка наблюдала за его подвижной фигурой, вызывая в памяти аромат смуглой кожи, жар, исходивший от тела, мягкость волос под ладонью… Это становилось похожим на наваждение, на томительную болезнь, от которой кровь приливала к щекам и сбивалось дыхание. Кэрол не могла так больше жить.
Она боялась, что однажды не выдержит и сама бросится к Ричарду, умоляя о любви, о прошении, о милости… Она одновременно и стыдилась своих мыслей, и радовалась им, вспоминая слова матери, что лучше быть несчастливо влюбленной, чем ни разу в жизни не испытать этого всепоглощающего чувства…
Кэрол стояла, склонившись над грудой пакетов, только что доставленных рассыльным. Вчера Ричард и Энтони исчезли куда-то на целый день, даже не позвав ее с собой. И вернулись поздно, очень довольные и усталые. Оказалось, они ездили в Плимут, чтобы купить одежду для Энтони.
Разорвав упаковочную бумагу, Кэрол достала из свертка маленький черный костюмчик и несколько белых рубашек. Развешивая в шкафу обновки, она услышала негромкий стук в дверь и обернулась.